Конец? «Процесс» по роману Франца Кафки, режиссер Кристиан Люпа (рецензия на спектакль)

Яцек Вакар, театральный критик. Перевод с польского Ольги Чеховой

Сразу нужно сказать одну вещь. Никто в польском театре, кроме Кристиана Люпы, не обладает воображением подобного масштаба, никто не выстраивает с такой скрупулезностью сценические миры, чтобы соединить образ, полученный из литературы с реалиями дня сегодняшнего и предчувствием неизбежного наступления прошлого.

Наверное никто не связывает так прочно глобальное с локальным, возвышенное с низменным, общее с интимным. Наверное никто (хотя, конечно, я не умаляю роли Кшиштофа Варликовского, Гжегожа Яжины и еще как минимум нескольких художников) не создает в театре реальностей насколько альтернативных и в то же время столь тесно связанных с тем, что находится у нас за окнами. Когда прежде всего ощущается неуверенность, когда невооруженным глазом видно нарастающий экстремизм, когда слышны отзвуки катастрофы, появляется желание посмотреться, как в зеркало, в театр Люпы. Необходимость послушать, что он нам сегодня скажет. Как он видит мир, чего он боится, как называет реальность. И какое ее отражение находит в одном из важнейших и самых загадочных романов, когда-либо созданных.
Премьера «Процесса» должна была состоятся в прошлом году во вроцлавском «Польском театре» (Teatr Polski), но режиссер остановил репетиции в знак протеста против смены директора театра, произошедшей в результате конкурса, продолжавшегося шестнадцать минут. Тот развалил одну из лучших наших сцен быстро и до основания, а Кристиан Люпа год спустя вернулся к «Процессу». Новая версия спектакля с тем же, хотя и несколько сокращенным составом, появилась благодаря усилиям четырех варшавских организаций во главе с «Новым театром» (Nowy Teatr) и при поддержке французских партнеров.
Сегодня «Процесс» в силу обстоятельств — уже совсем другой спектакль, чем был бы, произойди премьера месяцами раньше во Вроцлаве. В нем отражается иная, чем тогда, ситуация в Польше и в мире, а главное — в нем заключен опыт актеров, познавших в последнее время артистическую бездомность. Правда, они играют в новых местах, некоторые уже принадлежат к другим труппам. Кроме того, они запустили уникальный проект «Польский театр в подполье» (Teatr Polski w Podziemiu). Всеми способами пытаются залечить недавнюю травму, но она сидит глубоко и также выстраивает спектакль Кристиана Люпы.
Люпа говорит, что в молодости был фанатичным читателем Кафки. В театре думал о постановках по его произведениям, но до дела не дошло, потому что он на всю жизнь погрузился в творчество Томаса Бернхарда, находя в нем кафкианские мотивы, приправленные яростным чувством юмора. Только теперь настало время «Процесса» как ответа реальности, в которой, как говорит Люпа, «звучат те же мелодии».
Это «Процесс» 2017 года, процесс Польши, которая ужасает не только режиссера, «Процесс» санкционированной ненависти, времени, которое не все выдерживают, доходя до крайности. Спектакль Люпы начинается в голове и сознании героя. Йозеф К. сливается в постановке с Францем К., обладает чертами героя романа и его автора. Бесподобный в этой роли Анджей Клак разговаривает со своим отражением, вторым Францем К. (Марцин Пемпусь). Тот подсказывает ему шаги, разрушает его самоощущение, ломает самосознание. Он — статист реальности, ее наблюдающий, невидимка, дергающий за нити Франца реального. Момент остановки мы видим только во фрагментах ретроспекции. Настоящая остановка происходит в сознании героя и приводит к тому, что он перестает быть хозяином своей судьбы, свободным человеком.
В первом ошеломляющем действии в серии коротких недосказанных сцен Люпа выстраивает картину поглощающей Франца безысходности — проявляющейся невзначай и наступающей открыто, когда он попадает в зал судебного заседания якобы с опозданием на час и шесть минут. Первое действие «Процесса» — один из лучших театров Люпы, какой я видел. Когда нужно — жутко смешной, как в сцене с фрау Грубах (Божена Барановская), в другой раз удивительно интимный, как в эпизоде с фройляйн Бюрстнер (Анна Ильчук). Люпа насыщает эти эпизоды легко считываемым юмором, одновременно создавая вокруг К. сгущающуюся с каждой минутой невыносимо липкую атмосферу. Время сочится лениво, становясь общим для нас в зале и для них на сцене. У меня нет ощущения, что хоть одна минута была лишней. Зато есть уверенность в соприкосновении с шедевром.
Театр Кристиана Люпы впитывает в себя внешний мир. Так было три года назад в гениальном «Лесоповале» по Бернхарду, так происходит и теперь. Для мастера роман Кафки оказался тем более вдохновляющим, что это произведение в некотором смысле ущербное, потому что незаконченное. Вот отчего на сцене Нового театра «Процесс» набухает новыми смыслами и предчувствиями, наливается сегодняшним страхом. Львиную долю второго действия составляет результат импровизации актеров Анджея Клака, Адама Щищая, феноменальных Марты Зембы и Малгожаты Гороль. Здесь на первый план выступает картина личной жизни Кафки, его отношения с женщинами, с Фелицией Бауэр и Гретой Блох, а также с другом Максом Бродом. Но еще больше проявляется рефлексия относительно сегодняшнего мира, преступившего границы абсурда и порог опасности, что привело к тому, что люди устраивают акты самосожжения1. Критический взгляд соединяется со взглядом частным, актеры находятся внутри ролей и в некоторой степени за их пределами. Решение необычное и оправданное, и все же у меня впечатление, что здесь постановка дает трещину. Я понимаю потребность делиться собой, однако же спектакль подчиняется законам сцены. Недостает стремления к сути, тем более, что волею обстоятельств эпизод наделен мощным декларативным звучанием. К этому моменту мы сидим в зале уже четвертый час, принимая правила режиссера. Может потому мы чувствуем, что мир «Процесса» распыляется сверх меры. Возможно, так задумано, но это не работает на спектакль.
Последнее действие тонет в двойных сценах К. с меценатом (скрытый под многослойными характерами Петр Скиба). Люпа пытается упразднить время, но на сей раз терпит поражение. Спектакль, где поначалу словами оперируют экономно, оказывается ими задавлен. Теперь его отягощает чрезмерная созерцательность, достигающая своей вершины в проповедническом эпизоде с тюремным капелланом (Анджей Шеремета), звучащем на одной ноте без явной кульминации. Финала как будто не было, вероятно, потому, что Люпа трактует «Процесс» как мир, вечно открытый, без возможного завершения. Лишь слабеет впечатление от постановки, а «Процесс» в Новом театре теперь кажется произведением разломанным. Сцены выдающиеся соединены в нем со сценами, которые трудно принять, почти семь часов спектакля оправдывают не все ожидания. Предчувствие конца, которое со всей очевидностью испытывает великий режиссер, нависает над Кафкой, возможно даже странным образом его поглощает. Не происходит единения с автором, какое мы наблюдали хотя бы в избавленном от всего, что не конечно, «Лесоповале».
Потому «Процесс» — это опыт, временами захватывающий, а временами вызывающий отторжение. Иногда существующий на пределе, а иногда питающийся эго режиссера. Но кто, кроме Люпы, способен бросить нам такой вызов?
Источник: Onet.pl

Оставить комментарий