Януш Корчак (Герш (Хенрик) Гольдшмит (1878(79)—1942) — польский педагог, писатель, врач. Как писатель Януш Корчак дебютировал в 1896 году в сатирическом еженедельном журнале «Kolce» («Шипы») с юмореской «Гордиев узел». Всего он написал более двадцати книг, включающих 1400 текстов — романы, рассказы, поэтическую прозу и эссе. Некоторые детские книги Януша Корчака включены в программу польских школ. Его последним произведением стал дневник, который Корчак начал вести за полгода до смерти — в феврале 1942 года, — находясь в гетто, и который чудом сохранился. Последняя запись сделана 4 августа 1942 г., накануне его гибели.

Дневник Януша Корчака переводился на русский язык фрагментарно. На «Голоде» он впервые будет опубликован полностью.

Перевод с польского Полины Козеренко и Ольги Чеховой 

Вместо вступления

Заявление

 В Бюро по кадровым вопросам Еврейского совета

Благожелатели требуют от меня, дабы я написал завещание, что я и совершаю в настоящий момент в своем curriculum vitae, обращаясь с просьбой принять меня на должность воспитателя в интернате для детей-сирот по адресу Дзельная, 39 ¹.

Мне 64 года. Экзамен на здоровье я выдержал в прошлом году в тюрьме. Невзирая на трудные условия пребывания, я ни разу не болел, а также не обращался к врачу, ни разу не отпросился с зарядки, которой с ужасом избегали даже более молодые коллеги. (Аппетит волчий, сон праведный, недавно, выпив десять рюмок крепкой водки, вернулся самостоятельно быстрым шагом с Рымарской улицы на Сенную ² — поздним вечером. Ночью встаю дважды, выливаю десять больших ведер).

Курю, не пью, умственные способности для обычной жизни вполне пригодны.

Я мастер экономить силы: подобно Гарпагону, извлекаю пользу из каждой единицы энергии.

Считаю, что постиг науку медицины, воспитания, евгеники, политики.

Опытным путем достиг высокого умения сожительствовать и сотрудничать даже с преступниками, с прирожденными болванами. — Честолюбивые и упрямые дураки дисквалифицируют меня, а не я их.

Последний экзамен: более года я терпел бестолковую директрису в своем интернате и в ущерб собственному удобству и спокойствию уговаривал ее остаться — сбежала сама (мой принцип: лучше недостатки старого персонала, чем достоинства нового).

Предвижу, что преступники среди персонала интерната на Дзельной добровольно покинут ненавистное учреждение, с которым их связывает трусость и инерция.

Гимназию и университет я окончил в Варшаве, продолжил образование в клиниках Берлина (год) и Парижа (полгода). Месячная поездка в Лондон помогла мне понять на месте сущность благотворительной работы (большой опыт). Моими наставниками в медицине были: профессор Пшевоский (анатомия и бактериология), Насонов (зоолог), Щербак (психиатрия) и педиатры Финкельштейн, Багинский, Марфан, Гутинель (Берлин, Париж). (Выходные — посещение приютов, исправительных учреждений и мест лишения свободы для так называемых трудных детей). Месяц в школе для недоразвитых, месяц в неврологической клинике Цигена. Мои наставники в больнице на Слиской ³: иронист и нигилист Кораль, жизнерадостный Крамштик, серьезный Ганц, великолепный диагност Элиасберг, кроме того — фельдшер-хирург Слижевский и самоотверженная медсестра Лая. Я ожидаю встретить несколько таких Лай — героинь в этой детской бойне (и преддверии ада) на Дзельной, 39. Больница показала мне, как достойно, зрело и разумно умеет умирать ребенок.

Понимание медицинской профессии углубили книги по статистике. Статистика дала дисциплину логического мышления и объективной оценки факта. Еженедельно взвешивая и измеряя детей на протяжении четверти века, я стал обладателем ценнейшей коллекции графиков — профилей роста детей школьного возраста и подростков.

С еврейским ребенком я впервые встретился, будучи воспитателем в летнем лагере им. Маркевича в Михалувеке. Несколько лет работы в бесплатной читальне предоставили богатый материал для наблюдений. Я никогда не принадлежал ни к какой политической партии. (Близкие отношения поддерживал со многими конспиративными политиками). Мои наставники в общественной работе: Налковский, Страшевич, Давид, Дыганский, Прус, Аснык, Конопницкая, Юзеф Пилсудский. В мир насекомых меня посвятил Метерлинг ⁴, в жизнь минералов — Джон Рёскин («Этика пыли»). Из писателей больше всего я благодарен Чехову — гениальному диагносту и клиницисту общества.

Мне довелось дважды побывать в Палестине и узнать ее «горькую красоту» («gorkaja krasota Palestiny» — Жаботинский); узнать динамику и технику жизни халуца и поселенца из мошава (Симхони, Гурари, Браверман). Дважды изучить удивительные свойства живого организма — в процессе приспособления к чужому климату — сперва в Маньчжурии, теперь в Палестине.

Я узнал рецептуру войн и революций — сам участвовал в японской и европейской войне [—] и в гражданской войне (Киев) — теперь, будучи гражданским, я внимательно читаю монтаж «тыла» и кулис. Если бы не это, продолжал бы чувствовать неприязнь и презрение к гражданским.

Области работы:

1. Семь лет с перерывами один-единственный участковый врач больницы на Слиской. 2. Больше четверти века в Доме сирот. 3. Пятнадцать лет в «Нашем доме» ⁵ — Прушков, Беляны. 4. Около полугода в приютах для украинских детей под Киевом. 5. Был экспертом по проблемам детей в Окружном суде. 6. Был референтом немецких и французских журналов в больничной страховой кассе в течение четырех лет.

Войны: 1. Пункты эвакуации в Харбине и Таолайчжоу. 2. Санитарный поезд (венерические больные революционной армии из Харбина в Хабаровск). 3. Младший ординатор дивизионного лазарета. 4. Эпидемиологическая больница в Лодзи (эпидемия краснухи). 5. Эпидемиологическая больница в Камёнеке.

Как гражданин и работник я послушный, но непокорный. Наказание за непослушание принимал спокойно (за то, что выпустил из больницы незаконно помещенную туда семью неизвестного мне лейтенанта, получил порцию сыпного тифа.)

У меня нет амбиций: мне предлагали записать воспоминания о детстве маршала — я отказался; никогда не видел его живым, хотя и работал с пани Олей ⁶.

Как организатор я совершенно не умею быть руководителем. Помехой мне — и здесь, и во многих других обстоятельствах — становились близорукость и отсутствие зрительной памяти. Старческая дальнозоркость сгладила первый недостаток, второй усилился. У этого есть и положительная сторона: не узнавая людей, я сосредотачиваю внимание на деле — я не предвзят, не держу обид.

Простофиля, но горяч, если вывести из равновесия; с помощью упорного труда отладил тормозную систему — гожусь для работы в коллективе.

На испытательный срок отвожу четыре недели, начало — учитывая срочность выполнения задачи — в среду, самое позднее в четверг. Я прошу служебное жилье и питание два раза в сутки. Других условий не ставлю, так как научен горьким и тяжелым для меня опытом. Под жильем подразумеваю угол, еда — из общего котла, впрочем и это не обязательно.

9 февраля 1942 г.

Гольдшмит Корчак